Если верить сообщениям летописцев, то странствие Ибн Джубайра — одного из самых блистательных мусульманских путешественников — из Аль-Андалуса на восток через земли Средиземноморья началось в 1183 году с весьма неприятного происшествия.
Мухаммед ибн Ахмед ибн Джубайр аль-Кинани служил секретарем при дворе правителя Гранады Абу Саида Усмана, сына первого халифа династии Альмохадов, Абд аль-Мумина. Как гласит история, однажды диктуя письмо, принц заставил его выпить семь чаш вина, которое, как известно, запрещено мусульманам. За это принц обещал ему семь чаш золотых динаров. Чтобы искупить грех — а может быть, и побыстрее убраться из дворца — этот благочестивый мусульманин решил выполнить один из пяти столпов ислама и совершить хадж в Мекку.
Независимо от истинных причин, руководивших Ибн Джубайром, его двухлетнее паломничество оказало заметное влияние на историю литературы. Его отчет о всевозможных перипетиях во время путешествия на Восток — в котором, кстати, инцидент с вином не упоминается — послужил отправной точкой развития нового литературного жанра рихла, или художественного описания путешествий.
Произведение такого жанра представляет собой повествование от первого лица (у Ибн Джубайра это «мы») с передачей впечатлений автора, описания увиденного с упоминанием отдельных интересных эпизодов. В последующие столетия у произведения Ибн Джубайра появилось много подражателей и даже плагиаторов.

Что же толкало множество жителей Аль-Андалуса и северофриканского Магриба на опасную поездку в дальние страны? Ведь очень часто это были обеспеченные и благополучные люди, таие как Ибн Джубайр, получившие традиционное для оседлой элиты Аль-Андалуса образование, прекрасно разбирающиеся как в религиозных науках, так и в изящной словесности.
Ответ очень прост — религия.
«Для мусульман ритуалы хаджа — это нечто возвышенное», — писал Ибн Джубайр, обуславливая религиозный контекст всех мест, где он побывал, и всех достопримечательностей, которые он увидел во время своего девятимесячного пребывания в Мекке.
Всякий, кто побывал в Мекке, совершал дело, угодное Аллаху и достойное высокой награды. К тому же, прибыв с арабского Запада, он имел возможность получить иджазу (разрешение на обучение религиозным наукам) от ведущих ученых арабского Востока.
Однако у Ибн Джубайра были и личные мотивы для этой поездки: поиск своих корней. Несмотря на то, что он родился в Валенсии, его родословная восходила к знаменитому арабскому семейству Кинана из окрестностей Мекки, так что, в определенном смысле, он ехал на свою родину. Могла быть и еще одна причина, связанная с литературой: его привлекала романтика пустыни, путешествие с караваном верблюдов — эти образы захватили его воображение благодаря арабской поэзии, которой он зачитывался в детстве.
Так или иначе, 15 февраля 1183 года в возрасте 38 лет Ибн Джубайр отбыл из Гранады в Сеуту, что на северном побережье Марокко, а оттуда на генуэзском судне достиг Александрии. По прибытии в Каир первое, что он сделал, — посетил могилы последователей Пророка Мухаммада (мир ему и благословение). Далее он отправился вверх по течению Нила в Кус (рядом с современной Кеной), оттуда на верблюде — на побережье Красного моря в порт Айдаб (сейчас рядом проходит граница с Суданом), где сел на парусное судно, следовавшее через море в Джидду. В августе Ибн Джубайр добрался до Мекки.

На обратном пути он присоединился к паломническому каравану, остановившемуся в Медине. Караван следовал проторенным круговым маршрутом через весь Аравийский полуостров на северо-восток, в Багдад, пересекая пустыни Хиджаз и Неджд. Аббасидская столица покорила Ибн Джубайра «[прекрасной] природой неба и их вод», но он жаловался на тщеславие местного населения.
«Они презирают иноземцев и по отношению ко всему, что не принадлежит им, проявляют презрение и высокомерие. Они считают не заслуживающими внимания предания и рассказы, исходящие не от них. Каждый из них в своей душе убежден, что весь мир ничтожен в сравнении с их городом»,— писал он.
Обратный путь лежал через плодородные земли Месопотамии и Мосул на запад, в сторону Сирии через Алеппо. Ибн Джубайр был очарован Дамаском, где пробыл два месяца; «раем Востока» назвал он этот город. Далее путешественник держит путь в средиземноморский порт Сен-Жан д'Акр (Акка) — все еще столицу крестоносцев — а оттуда намерен отправиться в западные земли.
Но этот участок пути оказался опасным. В Мессинском проливе из-за неблагоприятного ветра судно, на котором он плыл, потерпело крушение, поэтому он задержался на Сицилии, захваченной христианами сто лет назад, и пробыл там четыре месяца, пользуясь гостеприимством короля Вильгельма (Гильома) II. Король, прозванный Вильгельмом Добрым, говорил по-арабски и внушил Ибн Джубайру уважение тем, что среди его придворных были мусульмане.
«Король полностью доверяет мусульманам и полагается на них в своих делах и заботах … Это в них проявляется блеск его королевской власти», — пишет автор.
Когда погода переменилась, Ибн Джубайр отплыл в аль-Андалус. Вскоре он был в Картахене, а в апреле 1185 года достиг своего дома в Гранаде. Здесь он приступил к написанию своих путевых заметок.
Вернувшись домой ученым и паломником, он стал пользоваться большим авторитетом, однако чем он занимался в этот период, неизвестно. Спустя четыре года он вернулся на арабский Восток, но в его первом дневнике об этом двухгодичном путешествии не упоминается. В возрасте 72 лет он предпринял свою последнюю поездку, во время которой побывал в Мекке, Иерусалиме и Египте.
Ибн Джубайр умер в Александрии 29 сентября 1217 года. Из его литературного наследия до нас дошли его рихла и два стихотворных произведения.
Эпическое повествование Ибн Джубайра является одним из ценнейших свидетельств современника о жизни в восточном Средиземноморье в конце XII века, незадолго до этого пережившем вторжение крестоносцев в Сирии и Палестине, норманнское завоевание Сицилии, падение Фатимидов в Египте и приход к власти Салах ад-Дина Юсуф ибн Айюба (Саладдина).
При лаконичном, местами высокопарном, стиле изложения, перемежающемся цитатами из Корана, короткими горячими воззваниями ко Всевышнему и стихотворными строками, Ибн Джубайр представляет читателю убедительные картины земель, на которых он побывал, описания ландшафтов, городов, деревень и рынков, с удивительным вниманием к деталям.
Его подробные описания мечетей, мавзолеев и прочих памятников до сих пор представляют интерес для археологов и историков.
Читая его произведение, современный читатель получает представление о том, каким опасностям подвергал себя любой современник автора, решившийся на путешествие по морю или суше. Так, он пишет о беззащитности путешественника перед пиратами, алчными таможенниками, обманщиками-торговцами и мошенниками всех мастей, например, паломнические караваны регулярно подвергались нападениям и разграблениям некоторых курдских, арабских кланов или племен беджа.
Рихла Ибн Джубайра помогает современному читателю понять, насколько непростой была непосредственная встреча двух миров —  Востока и Запада, ислама и христианства — которые ранее редко попадали в поле зрения друг друга, будучи разделены морем.

Он показывает, как две сначала враждовавшие цивилизации понемногу научились принимать друг друга и даже сосуществовать бок о бок. Ведь второй крестовый поход начался в год рождения Ибн Джубайра — 1145-м. И хотя он, как полагалось в то время, периодически призывает проклятия на головы неверных (последователей других монотеистических религий), а также порицает всевозможные секты своей религии, его история понятна всем (например, потому что он приводит даты своих поездок как по исламскому, так и по христианскому летоисчислению).
Ибн Джубайр, вероятно, был бы приятно удивлен, узнав, что его рукопись впервые была издана на Западе. Самая ранняя из сохранившихся ее копий хранится в западной библиотеке (в Лейденском университете в Нидерландах). Его рукопись переведена на русский, персидский, урду, итальянский, французский, английский, испанский и каталанский языки. Причем последние два — это языки Пиренейского полуострова, т.е. его родины.
По его замечанию, христиане и мусульмане регулярно встречались на поле брани и… на свадьбах:
«Нам рассказали об одном удивительном случае: огонь вражды вспыхнул между двумя общинами — мусульман и христиан. Две стороны сошлись и выстроились [для сражения] друг против друга; однако группы мусульман и христиан беспрепятственно проходили между ними… Солдаты занимались своей войной, а люди жили мирно».
Точно так же, в заключение описания пышной христианской свадьбы в Тире, он отмечает:
«А мусульмане и прочие христиане-зрители стояли по сторонам их пути, приковав к ним [невесте и ее свите] взоры, и это у них одобряется».
Он также с признательностью говорит о европейских кораблях, на которых мусульманские паломники плыли к своим святыням, больше опасаясь при этом плохой погоды, нежели воинственных неверных. В равной степени он одобрительно отзывается о процветающих христианских общинах на исламских землях и не менее благополучных мусульманских общинах на землях христиан.
Наблюдая благоприятные условия, в которых пребывают мусульманские крестьяне, работающие на феодалов-христиан, Ибн Джубайр восклицает:
«Это — одно из тягостных для мусульман явлений, они возмущаются притеснениями [со стороны] тех их единоверцев, которые ими управляют, и восхваляют поведение их соперников и врагов из франков, если они управляют ими, воздавая должное их справедливости. Только Аллаху можно жаловаться на это положение».
В Тире он рассказывает о том, что магрибинцев здесь облагают особым налогом, тогда как «у других жителей мусульманских стран не требовали ничего». Это объяснялось тем, что ранее один отряд мусульман из Северной Африки напал на христианскую крепость, нарушив мирный договор, и «взятие ее принесло отряду богатую и славную добычу». Из-за этого франки обложили магрибинцев налогом, но «для магрибинцев уплата налога стала явным проявлением мести им со стороны врага. Да облегчит им Аллах его уплату и снизит его тяжесть для них!»
Описывая свое паломничество на землю пророков, святых, проповедников и подвижников разных религий, он выражает свое замешательство при виде столкновения двух конкурирующих монотеистических религий, то и дело перемежая повествование восклицаниями, пронизанными религиозным пылом, характерным для его времени.

Вспомним, что Ибн Джубайр получил образование при Альмохадах, чьей миссией было реформирование и возрождение ислама. Воспитанный в маликитском мазхабе, он, тем не менее, не обходит  вниманием и не подвергает огульному осуждению даже самые неортодоксальные проявления своей веры.
Его любопытствующий взор обращается к зайдитам, карматам, рафидитам и другим «еретикам», как он их называет. По сути, в силу высоких альмохадитских требований к религиозной этике, он, видимо, не игнорирует даже самых обыкновенных мусульман, если они гостеприимны к паломникам, таким, как он сам. О йеменских бедуинах сару он пишет:
«Они не стесняют себя религиозными предписаниями; им свойственны другие проявления преданности [Всевышнему], кроме искренности их намерений. Когда они совершают обходы святой Каабы, они бросаются к ней, как сыновья бросаются к родной матери».
Для него достаточно, что «эти люди — чистокровные арабы, красноречивые, суровые, искренние».
На какого же читателя ориентировался Ибн Джубайр, создавая свою рихла? Безусловно, в повествовании он сам отходит на второй план (например, он ни разу не употребил «я»), оставляя простор для сомнений и разночтений. Нередко он описывает предметы, свидетельствующие, скорее, о праздном любопытстве, нежели об интересе автора к государственным делам.
Сравним это с первыми строками «Путешествий» Марко Поло, фундаментального труда западной литературы в виде путевых заметок, написанного на сто лет позже:
«Государи и императоры, короли, герцоги и маркизы, графы, рыцари и граждане, и все, кому желательно узнать о разных народах, о разнообразии стран света, возьмите эту книгу и заставьте себя почитать ее…»
Как видим, для Марко Поло главные его читатели — люди знатные и высокопоставленные, чего не скажешь об Ибн Джубайре.
Заметно, что Ибн Джубайр нередко бывает опечален положением своих единоверцев. Например, во время его пребывания в Багдаде в городе правил аббасидский халиф Аль-Насир, который умер за 35 лет до опустошительного вторжения монголов в 1258 году. Ибн Джубайр не находит почти ничего хорошего, чтобы сказать о городе и его правителе, он лишь упоминает о его былой славе при Харун аль-Рашиде, жившем на 400 лет раньше:
«Но большая часть его зданий уже исчезла, и ему осталась лишь слава его имени».
Зато автор не скупится на хвалебные эпитеты при описании новой и быстро развивающейся столицы множества народов и культур сицилийского Палермо:
«Он является на этих островах матерью городов … зеленый, древний, прекрасный, сверкающий, изысканный, он являет собою восхитительное зрелище».
Он пишет о «богатстве» и «великолепии» города — при том, что редко употребляет эти слова в описаниях арабского Востока — о его дворах и площадях, которые «кажутся единым садом», а «дворцы расположены в верхней части города, подобно ожерельям на шее девушки».
Есть легенда, в которой говорится, что несмотря на острую тоску по родине, мучавшую его в дальних странах, по возвращении в Аль-Андалус Ибн Джубайр уже не мог долго оставаться на одном месте. Возможно, это объясняется тем, что в тот период арабский Запад начал утрачивать значительную часть своих территорий на Пиренейском полуострове, уступая христианским армиям, начиная с битвы при Лас Навас де Толоса (по арабской версии, «битва при аль-Укаб), которая произошла в 1212 году, всего за пять лет до смерти писателя.
И вероятно, что в сильной руке Саладдина он видел обещание того, что когда-нибудь Иерусалим, Дамаск и Каир смогут стать такими, как Палермо, который «имеет все, что ты только можешь пожелать, чтобы услаждать слух и зрение и вести достойную жизнь», т.е. городами, в которых царит мир, а не война.

original (перевод)