Этот пример мирного сосуществования может послужить уроком для других стран Юго-Восточной Азии

При упоминании названия Камбоджи у многих сразу всплывают в памяти картины мрачного бурного прошлого этой страны, связанного с бесславным режимом «красных кхмеров». Между тем большинство гостей «королевства чудес», как представляют туристам эту удивительную страну, примостившуюся между Таиландом и Вьетнамом, по прибытии сюда обнаруживают, что это край бескрайних рисовых плантаций, гостеприимства местных жителей и потрясающей архитектуры.

Ландшафт изобилует куполами храмов, причудливыми силуэтами пагод и устремленных ввысь буддийских ступ. Каждое утро вскоре после восхода солнца улицы даже самых маленьких городов наполняются монахами в оранжевых одеяниях, они приходят, чтобы помолиться за прохожих и лавочников в обмен на подаяние. Согласно переписи, из 15 миллионов камбоджийцев почти 95% исповедуют буддизм традиции тхеравада — это официальная государственная религия страны.

Мечеть в деревне Мук-Дач

Впрочем, кое-где привычные ступы сменяются минаретами, а оранжевые мантии – мусульманскими шапочками-такия.

В 2009 году Исследовательский центр Pew Research (Пью Ресерч) сообщал, что в Камбодже проживает более 230 тысяч мусульман, или менее 2% населения. По другим неофициальным данным, их может быть в два раза больше.

Несмотря на малочисленность, местные мусульмане имеют богатую и сложную историю и, по наблюдениям многих комментаторов, их интеграция и мирное сосуществование с буддийским большинством может служить положительным примером для других стран региона.

Общее застолье в мечети деревни Мук-Дач по окончании дня поста

Знойным июньским вечером более 200 человек собрались в маленькой мечети на севере камбоджийской столицы Пномпеня. Двор полон мужчин, сидящих на цветных ковриках, они нетерпеливо посматривают в сторону котлов с ароматным говяжьим рагу. Когда солнце, наконец, садится, что означает начало трапезы разговения в месяц рамадан, в мечети наступает тишина, прерываемая только позвякиванием металлических ложек о тарелки и звуком открывающихся бутылок с газировкой.

Ифтар в мечети

Через какое-то время почти все тарелки пусты, и некоторые молодые мужчины собираются за углом мечети, чтобы затянуться сигаретой.

«В первый раз я участвовал в таком ифтаре, когда мне было 15 лет», — говорит Хит, 21-летний молодой человек.

«Я работал на семейной ферме. Работа была тяжелая, тем более без воды. Теперь пост дается намного легче, трудно только в первые дни».

Интернет-издание The Islamic Monthly взяло интервью у Фарины Со (Farina So), руководителя проекта по сохранению устной истории чамов при Документальном центре Камбоджи.

«Мусульмане живут в Камбодже столетиями, — объясняет она. —Подавляющее большинство мусульман – чамы [тямы], это другой народ, в отличие от кхмеров [основное население Камбоджи], у него свой язык – чамский».

Будучи национальным меньшинством австронезийского происхождения, чамы – выходцы из королевства Чампа (Тямпа), возникшего во втором веке на территориях, включающих большую часть современного центрального и южного Вьетнама. Его западным соседом была империя кхмеров, которая со временем стала Камбоджей.

Многовековые войны с империей кхмеров и государствами вьетов привели к падению Чампы и присоединению последних чамских территорий к Вьетнаму в 1832 году. По данным переписи, в 2009 году во Вьетнаме все еще проживало более 162 тысяч чамов, причем большинство исповедовало индуизм, который доминировал в Чампе. Около 4 тысяч чамов, живущих в Таиланде, исповедуют буддизм.

По мнению историков, распространение ислама среди чамов связано с активизацией торговли со странами Северной Африки и Ближнего Востока. В XVI-XIX веках купцы из этих стран массово переселялись в Юго-Восточную Азию, принося с собой свою религию. Однако другие историки считают, что чамские иммигранты принимали ислам уже в Камбодже.

Так или иначе, на сегодняшний день почти все чамы – мусульмане. Большинство представителей этой группы живут в Пномпене, относительно многочисленная община поселилась в провинции Кампонг, другие чамы осели в сельской местности, где занимаются земледелием, животноводством и рыболовством. Большинство чамов говорят на чамском и официальном кхмерском языке.

«Кроме чамов в Камбодже есть еще одна группа населения, исповедующая ислам – это выходцы с Явы, а также в небольшом количестве – иммигранты из Бангладеш и Пакистана», —говорит Фарина.

Хотя большинство чамов придерживаются традиционного суннитского ислама, небольшая их часть сохранила древнюю чамскую интерпретацию ислама – фоджихед (Fojihed). Вместо пяти раз в день они молятся только раз в неделю и хранят многие доисламские верования, например, в сверхъестественные силы и магию.

Впрочем, для большинства камбоджийцев слово «чам» синоним слова «мусульманин».

«Когда чамы бежали в Камбоджу [после вторжения вьетов на королевство Чампа] правители встретили их гостеприимно. Им предоставили убежище и мирное соседство», — продолжает Фарина.

«Сегодня большинство мусульман хорошо интегрированы в камбоджийское общество, между мусульманами и немусульманами отмечается тесное взаимодействие. Случаи религиозной дискриминации крайне редки. Хиджаб или другие символы религиозной принадлежности в публичной сфере – нормальное явление».

Действительно, в современной Камбодже не редкость женщины в бурках, хотя у большинства женщин хиджаб ограничивается только головным убором, по кхмерски, «крама», а мужчины носят шапочки-такия.

«Иногда в деревнях женщины чам носят вуаль, другие же одеваются так же, как и кхмерские женщины. Чамские мужчины иногда празднуют кхмерский новый год. Мы видим обмен между чамской и кхмерской культурами»,  — сказал бывший сотрудник Документального центра Камбоджи Осман Иса (Osman Ysa) в интервью газете Phnom Penh Post в 2011 году.

Несколько десятков лет он посвятил изучению мусульманских общин Камбоджи.

«В культурном плане у нас много общего. Мы живем мирно бок о бок».

Мальчики помогают друг другу надеть такию

Этот пример мирного сосуществования может послужить уроком для других стран Юго-Восточной Азии, где отмечаются межрелигиозные конфликты. Не так давно мировая пресса освещала массовое бегство рохинья из Мьянмы после нападений буддийских экстремистов на мусульманские общины.

Внимание мирового сообщества в этом плане привлекают и крупные мусульманские страны, такие как Малайзия и Индонезия, где в последние годы растут опасения по поводу обостряющейся напряженности в отношениях между религиозными группами. С 1960-х годов в Таиланде продолжается конфликт между правительством и вооруженным происламским движением, требующим отделения южных провинций.

По мнению экспертов, мирное сосуществование мусульман и немусульман определяется самой историей Камбоджи, где никогда не было никаких запретов на исповедание ислама.

Когда в XV-XVI веках в морской торговле в Юго-Восточной Азии стали доминировать малайские мусульмане, это послужило укреплению экономического и политического потенциала и малайцев, и чамов. Более того, камбоджийский король Понхеа Чан Рама Джипати, правивший с 1642 по1658 годы даже принял ислам под именем Ибрагим, став единственным монархом-мусульманином в истории государства.

В менее далекие времена, в частности, во время правления короля Нородома Сиханука (правил с 1941по1955, с 1960 по 1970 и с1993по2004 годы) предпринимались усиленные попытки по интеграции чамов в камбоджийское общество. В отношении местных мусульман распространилось понятие «кхмерский ислам».

«Кхмерский ислам упрочил у мусульман чувство интегрированности и единства с камбоджийским большинством», — комментирует Фарина.

Хотя некоторые восприняли это как попытку подавить их ощущение национальной самобытности и связи с Чампой, добавляет она.

Ли Ма Тхно

«Мусульмане и немусульмане в Камбодже всегда были как братья. Здесь никогда не было дискриминации или каких-то ограничений в свободе вероисповедания», — говорит имам мечети Мук-Дач на севере Пномпеня Ли Ма Тхно (Ly Ma Thno).

67-летний мусульманин, родившийся за пять лет до провозглашения независимости Камбоджи от Франции в 1953 году, объясняет, что такое чувство братства возникло не вчера.

«Помню, когда я был маленький, у всех был рис, у всех была работа, и не было никаких ограничений на ислам. И между нами был мир».

Но миру не суждено было длиться вечно. 17 апреля 1975 года после пяти лет гражданской войны коммунистические «красные кхмеры» вошли в Пномпень и приказали населению эвакуироваться из города.

«Они сказали, что мы уезжаем только на три дня, а потом мы можем вернуться, поэтому я взял с собой только дорожную сумку», — вспоминает Тхно.

Его румяное лицо резко мрачнеет, голос затихает – видно, что ему тяжело снова возвращаться к истории, которую ему, должно быть, приходилось повторять много раз.

«Но нас обманули. На тот момент я был женат всего два месяца, и нас с женой разлучили на год. Меня разлучили с родителями и семьей. Нам всем пришлось много страдать, это был печальный опыт».

В одну ночь опустошались целые города, так как маоистский режим заставлял население работать в общественных хозяйствах, превратив его в фактически рабскую рабочую силу. За четыре года террора «красных кхмеров» погибло, по разным подсчетам, от 2 до 3 миллионов человек (примерно четвертая часть населения): их казнили, либо они умерли от голода или болезней.

Что касается жертв среди мусульман, то точное число их тоже неизвестно. В своей книге «Укуба: правосудие для мусульман-чамов в период Демократической Кампучии» Иса пишет, что за четыре страшных года погибли от 400 до 500 тысяч чамов. В то же время историк Бен Кирнан (Ben Kiernan) уверен, что эта цифра не превышает 100 тысяч человек.

Тем не менее, очевидно, что мусульмане серьезно пострадали от режима «красных кхмеров». Хотя конституция официально признавала свободу вероисповедания, на самом деле многие церкви, храмы и мечети были стерты с лица земли, в знак пренебрежения к религии культовые сооружения даже превращали в свинарники.

«Каждый раз, когда они закалывали свинью, меня заставляли есть свинину, а они делали это каждые несколько дней. Меня кормили свининой с рисом. Они знали, что мы не едим свинину, но кормили нас специально», — сообщил один из свидетелей на заседании чрезвычайного трибунала, рассматривавшего преступления высшего руководства «красных кхмеров», писали тогда местные СМИ.

Трибунал (официальное название — Чрезвычайные палаты в Судах Камбоджи для преследования за преступления, совершенные в период Демократической Кампучии) признал преступления «красных кхмеров» против чамов геноцидом. Но Тхно считает, что чамы пострадали наравне со всеми камбоджийцами.

«Мы все страдали одинаково. Даже в этом мы были братьями», — говорит он.

Совместная боль, пережитая в те годы, сплотила мусульман и немусульман Камбоджи, считает Фарина Со.

«При «красных кхмерах» мусульмане и немусульмане пытались вместе бороться, у них был общий враг. И умирали они тоже вместе. Их объединила сама история», — говорит она.

Многие камбоджийские мусульмане, особенно старшего поколения, помнят и эти страдания, и освобождение от «красных кхмеров» в 1979 году вьетнамскими войсками.

Во время нашей получасовой беседы Тхно несколько раз упоминал, как мусульмане благодарны вьетнамцам и нынешнему правительству Камбоджи.

Многие ведущие политики правящей партии Камбоджийская Народная Партия, в том числе премьер-министр Хун Сен (Hun Sen) в свое время принадлежали к «красным кхмерам», но позднее бежали во Вьетнам, спасаясь от внутренних чисток или по идеологическим причинам. Многие и них в рядах вьетнамской армии участвовали в свержении «красных кхмеров» и впоследствии заняли посты в руководстве страны. Хун Сен, по существу, стоит во главе Камбоджи с 1985 года.

«Одна из причин хороших отношений между мусульманами и немусульманами – разумная государственная политика, которая немало способствует гармоничному сосуществованию этих двух групп», — считает Тхно.

Например, в 2008 году власти издали директиву, позволяющую мусульманам появляться в общественных местах в одежде, предписанной их религией.

«До этого указа запрета не было, но считалось, что это не очень хорошо – так выглядеть на публике… А теперь, после указа, появление в хиджабе и другой мусульманской одежде воспринимается как нечто абсолютно нормальное», — говорит Фарина.

Большинство лет у власти премьер Хун Сен лично участвовал в первом ифтаре рамадана, а государство регулярно выделяло средства на это мероприятие. В марте 2015 года премьер-министр стал почетным гостем на открытии мечети Альсеркал – крупнейшей в камбоджийской столице. Ее строительство обошлось в 2,9 млн долларов, пожертвованных бизнесменом из Дубая.

«Мы видим, что в некоторых странах религия является причиной разрушения нации. Я могу с гордостью сказать, что у нас, в Камбодже, царит мир между разными национальностями и вероисповеданиями», — сказал Хун Сен во время церемонии открытия, как сообщили местные СМИ.

Неясно, объясняется ли государственная поддержка мусульманского населения искренним желанием властей развивать религиозную толерантность или практическим желанием задобрить избирателей. По свидетельствам большинства источников, подавляющее большинство мусульман Камбоджи обычно голосовало за правящую партию, хотя в последние годы наметились иные тенденции.

В любом случае, содействие религиозной толерантности на государственном уровне имеет исключительно позитивные результаты и является одной из черт, выгодно отличающих Камбоджу от многих других стран региона.

«Если бы власти пытались дестабилизировать отношения между мусульманами и немусульманами, ситуация была бы хуже. Но этого нет», — говорит Фарина.

Например, в Мьянме принят закон, согласно которому можно принудить женщин рожать не чаще, чем раз в три года. Многие защитники прав человека называют это грубым посягательством на права мусульманского населения, которое буддийские экстремисты обвиняют в слишком быстром приросте, что якобы способно рано или поздно навредить религиозному большинству.

С другой стороны, камбоджийское правительство даже вступилось за мусульман, когда возник вопрос об «исламском экстремизме». В 2007 году Хун Сен дал отпор тайскому государственному лицу из-за обвинений камбоджийских мусульман в связях с экстремистами на юге Таиланда.

«Камбоджа не является убежищем для террористов, вынашивающих планы атак в Таиланде… Камбоджийские чамы бедны, но они не сотрудничают с боевиками южного Таиланда, — заявил он тогда.— Представителю Таиланда не следовало использовать подобную риторику… Я не потерплю подобных обвинений».

По словам 21-летнего студента по имени Зуль, у него много друзей среди буддистов.

«Их не волнует, что я мусульманин. Меня не волнует, что они буддисты. Такова Камбоджа, — говорит молодой человек. —Я думаю, что для молодых людей ислам – очень хорошая вещь. Он учит, как быть хорошим человеком».

Но в последнее время многие его друзья стали задавать ему вопросы об исламском экстремизме и таких группах, как ИГИЛ.

«Я думаю, они слышат разные вещи по телевизору или читают в интернете, и поэтому у них появляются плохие мысли об исламе. Я говорю им, что экстремисты, которые называют себя мусульманами, не настоящие мусульмане».

Беспокойство по поводу возможной радикализации мусульман возникло в Камбодже вскоре после событий в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, и достигло критической точки в 2013 году, когда обнаружилось, что индонезийский террорист Ридуан Исамуддин (Riduan Isamuddin), также известный как Хамбали, имеющий отношение ко взрыву в ночном клубе на Бали в 2002 году и часто называемый «Бин Ладеном Юго-Восточной Азии», полгода скрывался в Камбодже, заручившись помощью молодого чама по имени Сман Исмаэль (Sman Ismael).

Исмаэль был учителем в религиозной школе в Пномпене, которая тогда финансировалась кувейтской благотворительной организацией. По утверждению американских властей, школа спонсировала различные сети «аль-Каиды» по всему миру. Хамбали арестовали в соседнем Таиланде и поместили в тюрьму в Гуантанамо, а Исмаэль вместе с двумя гражданами Таиланда и одним египтянином были задержаны в Камбодже – все, кроме египтянина, получили тюремные сроки по обвинения в терроризме.

Тревожность усилилась в июне 2014 года после появления в интернете видеозаписи, опубликованной ИГИЛ, в которой один из боевиков, гражданин Великобритании, заявил: «У нас есть братья из Бангладеш, Ирака, Камбоджи», воюющие в рядах ИГИЛ.

Видеоролик активно обсуждался камбоджийскими СМИ, которые в большинстве случаев освещают подобные события в весьма взвешенной и сдержанной манере. Затем в Phnom Penh Post появилась статья главного муфтия Камбоджи Соса Камри (Sos Kamry), в которой он фактически опровергал заявление ИГИЛ.

«У камбоджийских мусульман нет связей на Ближнем Востоке. У нас в Камбодже нет экстремистов», — заявил он.

Действительно, кроме инцидента с Хамбали и утверждений ряда специалистов и официальных лиц иностранных государств о возможной радикализации камбоджийских мусульман и о потенциальной возможности Камбоджи стать плодородной почвой для экстремизма, никаких доказательств радикализации в стране не наблюдается. Тем не менее, подобная настороженность огорчает представителей мусульманской общины.

«СМИ неважно, что мы делаем что-то хорошее, они пишут только о плохом», — сказал имам Ли Ма Тхно в интервью Islamic Monthly.

Например, за последние 15 лет New York Times прямо писала о камбоджийской мусульманской общине только один раз и три раза вскользь упоминала это меньшинство. Единственная статья была опубликована в 2002 году и называлась «США опасаются активизации исламского экстремизма в Камбодже».

Но на фоне глобализации и усиления связей между мусульманами Камбоджи и мусульманами за рубежом, нет смысла отрицать возможность радикализации в этой стране, допускает Фарина.

«Существует тревога по поводу внешнего влияния и людей, пытающихся вызвать радикализацию в Камбодже», — говорит она и добавляет, что мусульмане будут всеми силами бороться с каждым, кто пытается нарушить их спокойную жизнь в Камбодже.

theislamicmonthly.com via islam.com.ua